Шей вернулась в хижину и опустилась на колени рядом с Рейфом. Ключ может быть в кармане брюк.
Рейф снова зашевелился и перевернулся на спину. Дыхание уже не было таким затрудненным, но холодная испарина еще не прошла. Слава Богу, подоспела хоть какая-то помощь.
Шей проверила карман. Ничего. Легко коснулась груди больного, как бы побуждая его повернуться, но стараясь не разбудить. Ее пальцы задержались на гладком мускулистом теле. Застонав, он слегка повернулся, и девушка сумела дотянуться до другого кармана. Быстро нащупала ключ.
В ту же секунду, когда она вынимала его, Рейф открыл глаза. Тут же протянул руку и с неожиданной силой схватил ее за запястье.
— В чем дело?
Подозрительность, с какой он задал вопрос, разозлила Шей, несмотря на то что прикосновение его руки обожгло, как молния.
— Мне казалось, ты хотел, чтобы я ушла.
Он не отпустил руку.
Шей попыталась отстраниться, но он крепко держал ее.
— Приехал твой друг. Если он сейчас не поставит в сарай коня, то медведица доведет животное до безумия, — сказала она.
— Клинт?
— Бен.
Он отпустил ее.
— Виноват, — сказал он, хотя вид у него был отнюдь не виноватый. Но все же он извинился ровно настолько, насколько было уместно в данном случае. Она собиралась уже встать, но ее остановил его вопрос. — Медведица не ушла?
— Она никуда не денется, пока здесь ее детеныш.
Он приподнялся на здоровой руке:
— Как себя чувствует медвежонок?
— Точно так же, как ты.
— Так плохо? — в голосе прозвучал слабый намек на иронию, но лицо оставалось по-прежнему суровым.
Она подумала: неужели он когда-нибудь шутит, смеется или, если уж на то пошло, просто улыбается?
Шей взглянула на свое запястье, сохранившее красные отпечатки его пальцев, и Тайлер проследил за ее взглядом. Он дотронулся до нее рукой, мягко проведя пальцами по ярко-красным пятнам, а затем перевернул ее ладонь. Ожог еще не начал затягиваться, на его месте было полно лопнувших волдырей. Она почти забыла о своей руке, обеспокоенная гораздо больше болезнью Рейфа.
— Тебе самой не мешало бы подлечиться, — сказал он грубо.
Она пожала плечами, подражая его привычке.
— Да, рука меня подвела, когда я… — она внезапно замолчала.
— Прихлопнула меня? — усмехнулся он.
Нет, в нем все-таки есть чувство юмора. Она ничего не придумала. Это видно по его глазам, чудесным, ярким, как морская вода, глазам, в которых скрыто столько тайн, секретов и гнева.
— И ничуть не раскаиваюсь. Ты это заслужил. Я только жалею, что отправила тебя за медвежонком.
— Леди, никто меня никуда не отправлял. Я сам пошел. Чертовски глупый поступок, почти такой же глупый, как то, что ты не убежала, а осталась здесь зашивать меня.
«Леди». Все-таки лучше, чем «мисс Рэндалл», произнесенное с презрением. Но несмотря на относительную беспечность тона, его рот по-прежнему был угрюмо сжат, сказывающееся напряжение углубило и без того ярко очерченные невзгодами морщины на лице. Она чувствовала, что он с трудом ведет борьбу с ней, с самим собой, с ситуацией, с которой почти уже смирился. Борется одним усилием воли, а не физически. Вся слабость и отчаяние, которым он поддался в забытье, ушли, вытесненные беспощадной решимостью, внушавшей ей благоговение и даже страх. Он все еще удерживал ее руку, но не физической, а какой-то другой силой. Они встретились взглядами и не смогли оторваться друг от друга, очарованные непонятным волшебством, связавшим их крепче всяких веревок и цепей.
Шей никогда не верила в любовь с первого взгляда. Она полагала, что любовь нужно взращивать осторожно и бережно, как любой молодой росток. Так говорила мама, и Шей верила ей. Сара знала, что такое любить, потому что всю жизнь носила в душе скорбь по этой любви. Так, по крайней мере, Шей когда-то думала.
И все же она не сумела заставить себя принять предложение ни одного из своих поклонников. Никогда в ее отношениях с ними не зажигалась ни одна искорка, даже самая маленькая, не затеплился ни один уголек большой любви, готовый вспыхнуть ярким пламенем.
Зато теперь искры были. Да еще какие. Искры и фейерверки. Взрывы. Ураганы и бури, порождающие мощные противоположные течения. А кроме того, между ними зародилась какая-то близость, взаимопонимание, которое проявлялось самым неожиданным образом. Он заранее угадал, что ей понравится водопад, что она обрадуется, увидев шаловливых мишек. Она заранее знала, что он отправится спасать медвежонка. Он сам испытал боль — она прочитала это в его глазах, — когда увидел ее обожженную руку. Она почувствовала на себе, как болит рука там, где оцарапал кожу медведь. И неважно, что оба противились этому чувству, — они ничего не могли с этим поделать. Судьба? Шей всегда считала, что люди сами строят свою судьбу. Сейчас она противилась яростным ветрам, справиться с которыми не могла.
Снаружи донеслось дикое испуганное ржание, и Шей внезапно вернулась к действительности, вспомнив, что ее ждет Бен. Сколько времени прошло? Всего лишь несколько секунд, а, казалось, будто целая жизнь. Она стряхнула с себя наваждение, вызванное прикосновением Рейфа. Прикосновением, с которым она не хотела расставаться, но должна была. Тело ее сотряслось от дрожи, когда она отняла руку, вцепившуюся в ключ.
Рейф откинулся на подушку, словно его тоже сильно потрепала буря. Но его вопросительный взгляд буквально приклеился к девушке, и ей понадобилось большое усилие, чтобы оторваться от него.
Шей почти бегом выскочила из хижины. Бен с огромным трудом удерживал коня под непрекращающийся рев медведицы, беспокойно метавшейся за деревьями. Он уже вытащил револьвер, и Шей с криком «Нет!» бросилась к нему.