Шей почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, и посмотрела ему в лицо. Его губы были совсем рядом.
— Я принесу тебе поесть. Ты… ты не должен был вставать.
— Хорошо, — согласился он и оказался еще ближе.
Тут она тоже затрепетала. Силы покидали ее, желание мягко обволакивало. Она почувствовала себя хрупкой, он мог бы легко сломать ее, разбив на тысячу кусков.
— Ах, Шей, — произнес он. — Почему ты не ушла?
Теперь это был не вопрос. Это была мольба, полная боли капитуляция.
Голова его склонилась чуть ниже, и она подумала, что он собирается поцеловать ее, но вместо этого он коснулся щекой ее щеки и задержался так на миг; в этом жесте было столько нежности и печали, что ее сердце чуть не разорвалось.
— Я не поблагодарил тебя за… за заботу о моей руке, — прошептал он. — Не знаю почему… — Голос, хрипловатый от переполнявших его чувств, осекся.
Шей прижала голову к его груди, чувствуя, слыша, живя его сильным сердцебиением. Она оставалась так долго, наслаждаясь каждой секундой близости, запахом и прикосновением к нему. Нежностью, которая исходила от него в эту минуту.
Затем он отпрянул, и Шей отступила назад. Он сделал несколько неуверенных шагов, но потом как будто окреп. Двигался он к двери.
— Ненавижу торчать в этой конуре, — внезапно сказал он напряженным, сдавленным голосом, и она поняла, что ему снова вспомнилась тюрьма, что редкая минута нежности поглощена тьмой, которая всегда окружает его.
Рейф качнулся вперед и прислонился к дверному косяку, глядя на небо. Потом закрыл глаза. Помни, твердил он себе. Помни…
Но он уже не знал точно, что должен помнить. Услышав позади себя шаги, он открыл глаза. По небу кружили прозрачные облака. Ветер остужал его разгоряченное тело, и Рейф вдохнул смешанный запах рыбы, горящего костра и сосны. Он испытал натиск чувств, переполнивших его душу, и все из-за обычных вещей, которые не должны были так на него влиять.
— Рейф! — Это был голос Бена. Обеспокоенный.
— Я в порядке, — ответил он. — Просто…
Просто что? Хотел бы он знать.
— Просто ты чертовски слаб, и тебе нужно подкрепиться, — закончил за него Бен. — Ты ведь ничего не ел со вчерашнего дня, я прав?
Вопрос на секунду озадачил Рейфа. А затем он почувствовал, как между ним и дверью протиснулась Шей. Господи, что происходит с его головой? Он совершенно не способен думать. Когда она рядом.
Рейф кивнул:
— Да.
Бен робко взглянул на Шей:
— Здесь ничего не найдется, что мы могли бы использовать вместо посуды?
— Кажется, есть одна оловянная тарелка.
— Сгодится. — Бен смотрел то на нее, то на Рейфа. Этот понимающий взгляд вернул Рейфа к действительности. Он захотел почувствовать враждебность. Он захотел почувствовать злость. Он захотел почувствовать безразличие.
Он захотел обнять ее. Он захотел поцеловать эти щеки, которые иногда вспыхивали ярким румянцем, коснуться лица, выражавшего временами такую сосредоточенность. Он захотел увидеть ее улыбку.
А разве он видел когда-нибудь, как она улыбается?
Однажды. У водопада, когда она наблюдала за медведями. А с тех пор — ни разу. И до того случая ни разу.
Что же он натворил?
Запер ее в лачуге, которую сам не переносил. Заставил испытать голод и ужас, но она все же не убежала, а осталась помочь ему. Он в самом деле превратился в животное, и нечего обвинять в этом других.
Рейф встретился с ней взглядом и понял, что она прочитала его мысли.
— Я принесу тарелку, — сказала Шей. — И ложку, — добавила она с насмешкой.
В тот первый день он забрал всю кухонную утварь, кроме ложки.
Рейф медленно дошел до костра.
— Мне не нравится… держать ее под замком, — сказал он Бену.
— Ты уверен, что в этом дело? — спросил Бен. — А может, тебе это даже слишком нравится?
Рейф поморщился.
— Она же видела нас с Клинтом.
— Знаю, — сказал Рейф. — Но, думаю, она не расскажет…
— А с какой стати ей молчать? Особенно когда она встретит на ранчо Клинта?
Рейф не мог объяснить того, что подсказывало ему чутье. Но разве у него было право рисковать двумя жизнями, пусть даже интуиция его не подведет? Ведь в прошлом он знал только горькие ошибки.
— Ты хочешь отступить? — тихо спросил Бен. — Просто взять и уехать?
— Я не могу этого сделать, — ответил Рейф срывающимся голосом, ненавидя себя за слабость. — И не хочу, — добавил он на этот раз более твердо.
Посмотрел на свою руку, напоминание на всю жизнь о том, сколько Джек Рэндалл должен ему.
В эту минуту появилась Шей, немного бледная при лунном свете. Интересно, слышала ли она что-нибудь, подумал Рейф.
Бен вынул рыбу из котелка, пристроенного над огнем, и, бросив взгляд на забинтованную руку Шей, израненную руку Рейфа, сам отделил мякоть от костей и передал тарелку Шей, которая поставила ее между собой и Рейфом.
— А как же ты? — спросила она Бена.
— Я уже ел, — солгал он. — Разогрел немного бобов. Пойду взглянуть на лошадей.
Он пошел к сараю, а около костра нависла неловкая тишина. Как Рейф ни старался, из головы не шли последние несколько минут, проведенные в хижине с Шей Рэндалл. Эхо пережитого все еще отдавалось в их сердцах, чувства накатывали волнами. Рейф ощущал себя марионеткой, которую дергают за веревочки. Ощущение было знакомым, а ведь он когда-то поклялся, что оно никогда не повторится.
Тем не менее за веревочки опять дергали, и опять это был некто по фамилии Рэндалл.
Рейф весь сжался, боль была нестерпимой. Однако он решил не показывать этого. Заставил себя взять кусочек рыбы и съесть. Ему нужно было восстанавливать силы. Возможно, он стал таким ранимым именно из-за физической слабости.