Рейф заметил, что девушка ничего не ест, хотя первой пожаловалась на голод. Она сидела неподвижно, как статуя, уставившись в огонь.
— Ешь, — велел он чуть резче, чем намеревался.
— Еще один приказ? — Голос ее звучал неестественно, и Рейф понял, что она слышала их разговор с Беном.
А что она ожидала? Что он бросит все из-за какого-то… поцелуя?
— Назови как угодно, — сказал он наигранно безразличным тоном, пряча охватившее его отчаяние.
— Ты не собираешься остановиться, да? — внезапно спросила она. — Хочешь погубить себя вместе с… моим отцом и, вероятно, своими друзьями.
— Моя жизнь уже погублена, леди, — резко сказал он.
— Только если ты сам в это веришь, — произнесла она дрогнувшим голосом. Он горько рассмеялся:
— Неужели ты думаешь, что меня кто-нибудь наймет на работу? Неужели ты думаешь, что когда-нибудь меня примут в обществе? И что какая-нибудь женщина посмотрит на меня во второй раз, увидев это клеймо, и сделает это без отвращения?
— Да, — тихо, но твердо произнесла Шей. Он повернулся и взглянул на нее, скривив губы в циничной улыбке. Он сразу понял, что она имеет в виду, и не скрывал этого.
— Здесь, в горах, когда мы одни, — возможно. На несколько минут. Потому что ты напугана и одинока, и здесь нет никого, кроме меня. А в городе? Как ты представишь меня друзьям? Отщепенца. Бывшего заключенного. Человека, который запятнал свой мундир. Человека настолько подлого и гнусного, что ему выжгли клеймо, чтобы каждый знал о его бесчестии и позоре до конца его дней. Ответьте мне, мисс Рэндалл, тогда бы вы посмотрели во второй раз?
Последовала длинная пауза. Они встретились взглядами, и он увидел, что в ее глазах блестят слезы, прежде чем она опять ответила:
— Да.
— Вы лгунья, мисс Рэндалл, — холодно произнес Тайлер, поднимаясь. — Лучше поешьте. — Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел, каждый шаг давался ему с невероятным усилием.
Он надеялся найти в сарае немного спиртного. Ему невыносимо было видеть эти глаза. Никто никогда не плакал, жалея его.
Но Тайлер не сомневался в своей правоте, когда говорил, что все ее чувства быстро исчезнут, как только она окажется на свободе.
Он отыскал Бена, который бросил на него вопросительный взгляд, наполняя кормушку зерном.
— Меня больше томит жажда, чем голод, — сказал Рейф.
— Чувствую, мне придется опять сгонять в Кейси-Спрингс пополнить запасы, — понимающе хмыкнул Бен. — Виски пользуется спросом.
— Иди к черту, Бен.
— Дружище, что-то мне подсказывает, что ты уже там. Она очень хорошенькая. Вообще-то даже больше чем хорошенькая, — сказал Бен и, порывшись в сумке, вынул флягу.
Шей испытывала сильную муку. Теперь она знала, что Рафферти Тайлер никогда не откажется от своей вендетты. Но сначала он погубит себя и всех вокруг.
Вы лгунья. Ей никогда не забыть гнев, с которым он бросил это обвинение.
Как видно, он полагает, что у него есть на то причины. Он верит, что ее отец не просто дал против него в суде показания, а повинен в чем-то гораздо худшем. Значит, он думает, будто ее отец солгал и намеренно послал невиновного человека в тюрьму.
Шей не могла смириться с этим, не могла смириться с фактом, что кто-то мог так поступить, тем более человек, которого она считала своим отцом. Как-то не вязалось это с тем, что рассказывали о Джеке Рэндалле жители в Кейси-Спрингс.
Ей нужно бежать. Нужно во всем разобраться самой. Но главное — ей нужно убежать от Рейфа Тайлера и всех бурных чувств, которые он в ней пробудил. Иначе он нанесет ей такую же смертельную рану, какая была у него.
Шей поела, потому что нужно было поесть. Рыба, которая еще несколько минут назад благоухала ароматом, от которого текли слюнки, теперь показалась совершенно безвкусной. Шей через силу заставила себя доесть кусок на тарелке. Остальное она поставила на пенек для тех двоих и ушла в хижину.
Медвежонок тихо посапывал в углу. Шей захотелось дотронуться до него, чтобы заглушить невыносимую тоску одиночества. Но она не могла разбудить зверька, когда тот так мирно спал. Поэтому она нашла новую свечу, зажгла ее и просто смотрела на медвежонка.
Возле ног что-то зашуршало, и девушка взглянула на пол. Абнер поставил лапки ей на ботинок и оглядывался, поблескивая глазками. Шей взяла его на руки, приласкала, проводя по спинке пальцем, как, она знала, ему нравилось.
— Абнер, — прошептала она. — Почему тебя так назвали?
Какое причудливое имя дал ему человек, не позволявший себе никаких причуд.
Мышонок тихо запищал.
— Все о тебе забыли, — заметила девушка. — Ты голоден?
Мышонок сел на задние лапки, умилительно вытянув передние в просящем жесте. Совпадение, решила она. Он не мог знать, что она сказала.
Шей осторожно поднялась, держа мышонка в руке, подошла к небольшому складу продовольствия и вынула из жестянки галету. Затем она положила мышонка и галету на кровать и смотрела, какой изящно расправляется со своим ужином.
— Разве тебе никогда не хочется убежать? — спросила она. — Ты мечтаешь о какой-нибудь маленькой мышке? Или о приключениях? Или твои желания давным-давно исполнились?
Шей засомневалась, всели в порядке у нее с головой, раз она разговаривает с грызуном, но ей необходимо было слышать звук собственного голоса, и она подумала, что, наверное, Рейф тоже слушал свой голос в тюрьме. Она вспомнила его горестные слова, когда впервые оказалась здесь: «Укротить можно любого, мисс Рэндалл».
Она не могла себе представить укрощенного Рейфа, но ужаснулась, не приручил ли он ее в конце концов. Быть может, она поэтому осталась здесь, когда могла убежать? Потому что он повел себя с ней не так, как она ожидала?