Он должен был причинить ей боль. Он должен был заставить ее уйти, ни разу не оглянувшись.
— Не надо, — взмолилась она.
— Что «не надо», мисс Рэндалл? — насмешливо переспросил он, ожесточаясь против огромных серо-голубых глаз, в которых угадывалась невыносимая боль. — Или вы хотите, чтобы я остался и вновь угодил в тюрьму?
Шей отвернулась, и он понял, что она старается спрятать слезы. Он вел себя как последний негодяй, но ей следует знать, что отношения между ними невозможны. Выживет Джек Рэндалл или нет — будущее мало что сулит Рейфу. А вместе с Шей у них вообще нет ничего впереди.
— Поклянитесь, мисс Рэндалл. Поклянитесь, что будете молчать о Клинте и Бене, и можете ехать к человеку, ради которого проделали столь долгий путь.
— Я клянусь, — сказала она нетвердым голосом. Рейфа пронзила боль. Но он должен был заставить ее испытать к нему ненависть. Должен был.
— Если вы проговоритесь, то я выслежу вас и, да поможет мне Бог, причиню вред всем и всему, что вам дорого.
Она резко обернулась:
— Как ты можешь даже предполагать, что…
— Я многое предполагаю. И мне известно чертовски много о предательстве. Я научился не ждать ничего хорошего.
— А как же твои друзья? — горестно спросила она. — Разве ты им не доверяешь, хотя они и рискнули всем ради тебя?
Рейф молчал. Он не мог ответить на этот вопрос. Он дал себе зарок больше никому не верить, правда от отчаяния один раз отступил от этого правила. А сейчас снова нарушил его с Шей.
Но, видимо, она приняла молчание за отрицательный ответ.
— Куда ты отправишься?
— Вас не касается.
Она пристально посмотрела на него:
— Твои дела всегда будут меня касаться, что бы ты там ни думал.
— Это ваша проблема, мисс Рэндалл, — холодно заметил Рейф, хотя внутри у него все горело. Однако ему удалось скрыть свое смятение, это он понял, когда увидел, как она побледнела.
Шей начала говорить, но он остановил ее. Он не мог слушать, опасаясь совершить то, о чем они оба пожалели бы.
— Клинт поможет вам сочинить историю, которая защитит и его и Бена.
— А тебя? — прошептала она.
— А мне абсолютно все равно, что вы расскажете обо мне.
— Так, значит, ты хочешь вернуться в тюрьму?
— Туда я не вернусь, мисс Рэндалл, — ответил он тоном, говорившим о том, что он скорее умрет.
— Рейф.
То, как эти губы произнесли его имя, чуть не сломило Тайлера. Ему хотелось обнять Шей, крепко прижать к себе, почувствовать тепло, которое могла дать только она. Сердце его разрывалось на кусочки, сердце, которое, как он думал, давным-давно умерло. Жаль, что это оказалось не так.
Он посмотрел на нее, стараясь выглядеть безразличным, чему так хорошо научился в тюрьме.
Он увидел, как она тяжело вздохнула. Его пугало, а вдруг она все равно произнесет то, что хотела произнести, и тогда он наверняка не выдержит.
— Мы делили с вами постель, мисс Рэндалл, больше ничего.
Слезы заволокли ее глаза, но не пролились.
— Я не верю тебе.
— Лучше поверьте, — сказал он, — и помните, что Клинт не имел никакого отношения к вашему похищению. Он хороший парень и только из-за своей преданности сбился с пути.
— А меня ты тоже защищаешь? — тихо спросила она. — Такое впечатление, что ты защищаешь всех подряд, кроме себя.
— Я не нуждаюсь в защите, — грубо произнес он, — и не идеализируйте мои поступки. Похоже, с делами здесь покончено. Я достиг того, чего хотел.
— Вовсе нет. Я не знаю точно, что ты планировал, чего добивался, но явно не смерти моего отца. Ты мог убить его раньше, в любую минуту.
— Никто этому не поверит, — сказал он. В ее глазах забрезжило понимание.
— А я скажу им, что ты не мог этого сделать. Ты был здесь. Со мной.
Рейф понял, что совершил ошибку. Он невольно подал ей надежду. Эту ошибку следовало исправить, пусть даже очень жестоким способом.
— Каждую секунду, мисс Рэндалл? А мои люди? В любом случае я несу ответственность за те несколько… ограблений, и, как я уже говорил, у меня нет желания возвращаться в тюрьму.
— Я не могу так просто все забыть…
— Тогда подумайте вот о чем. Я соблазнил дочь Джека Рэндалла. Я использовал вас. Это принесло мне какое-то удовлетворение. А теперь вам предстоит вернуться к другой жизни. — Рейф смотрел ей прямо в глаза, вынуждая принять его слова.
И тогда слеза прокатилась по щеке, и поднялся кулачок, чтобы со злостью стереть ее. Он хотел нагнуться и слизать эту слезинку и все другие, но заставил себя не шевелиться, сохранив непростительную ухмылку на лице.
— Вам лучше переодеться в брюки, — сказал он, повернувшись к двери.
Потом взглянул на альбом для рисования, лежавший на столе, подошел к нему и, перелистав, вырвал несколько страниц и скомкал. Не сказав больше ни слова, он направился к двери и начал открывать ее.
— Рейф, — позвала она.
Он остановился как вкопанный, затем медленно повернулся и взглянул на девушку.
Она сделала к нему несколько шагов, с искаженным от боли лицом. Споткнулась, затем выпрямилась и расправила плечи. Посмотрела на него долгим взглядом, словно стараясь запомнить его лицо.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Рейф почувствовал, что все барьеры, которые он воздвигал, рассыпались. Но ему удалось сохранить на лице невозмутимость и непроницаемость во взгляде. Такая трудная задача ему до сих пор не выпадала. Церемония на плацу по сравнению с этим была детской забавой. Он приказал себе повернуться и шагнуть за порог, закрыв за собой дверь, отрезав себя от того, что было для него кратким мигом счастья, а для нее будущей трагедией. Он пошел прочь еще более одинокий, еще более опустошенный, чем даже в тот раз, когда за ним впервые захлопнулась дверь камеры.